В середине ноября берлинская газета «taz. die tageszeitung» приглашала к себе на неделю молодых журналистов из стран бывшего СССР. Из Молдовы, Украины, Беларуссии и России. Барбара Ортель и Петер Лизеганг — инициаторы и руководители проекта — несколько раз в год от имени министерства иностранных дел Германии и фонда берлинской газеты Tageszeitung taz Panter Stiftung объявляют прием заявок на участие в семинарах для журналистов. Организаторы семинаров стараются при отборе кандидатов сохранять равновесие между Россией и бывшими республиками СССР, городом и деревней, мужчинами и женщинами. С последним пунктом оказалось сложнее:

— Журналистика — женская профессия! — дружно заявило в этот раз прекрасное большинство.

Гостям, помимо общего знакомства с работой одной из очень известных берлинских газет, кроме прогулок и посиделок, была изначально предложена одна общая тема для изучения и обсуждения на многочисленных экскурсиях и встречах: «Меньшинства в открытом обществе. Инвалиды, ЛГБТ, мигранты».

Организаторы постарались дать журналистам возможность подробно познакомиться с реалиями немецкого общества, самим посмотреть, действуют ли декларируемые принципы толерантности, как решаются проблемы интеграции, как на правительственном уровне, так и «на местах».

Об этой очень плодотворной инициативе фонда газеты TAZ мы расскажем отдельно, а сейчас хотим представить одного из участников программы Максима Щербину, журналиста из Запорожья, работающего в издании Прав.Да.

Как и остальные участники семинаров, Максим в первый раз оказался в Германии. Своими первыми впечатлениями от сумасшедшей недели в Берлине он согласился поделиться с нами. Спасибо, Максим!

Меньше или равно. Попытка понять целое через частности. Германию — через ее отношение к людям с особыми потребностями.

Максим Щербина

Всю позапрошлую неделю я провел в Берлине, встречаясь с депутатами Бундестага и гомосексуалистами, чиновниками самых разных рангов и эмигрантами, людьми с особыми потребностями и теми, кто посвящает всю свою жизнь борьбе за их права — журналистами и обычными людьми. Во время всех этих разговоров я пытался понять, что же такое современная Европа? В частности, Германия. Именно в частности. Ведь если судить об Украине по ее Конституции, то получится, что мы — одно из самых развитых государств Европы. Но, если судить об Украине по тому, как соблюдается в повседневной жизни любой, отдельно взятый пункт этой самой Конституции, то окажется, что мы — что-то среднее между Россией и Конго. Вот именно поэтому, попав в Германию, я, чтобы понять и почувствовать страну, старался, в первую очередь, обращать внимание на детали. Например на то, как немцы относятся к людям с ограниченными и особыми возможностями.

Доброе утро

За зеленой сеткой-рабицей проступает обычный, ничем особо не отличающийся от украинских, детский сад. Три корпуса, игровые площадки, зелень. Вхожу внутрь. По коридору в сторону спортзала, с интересом рассматривая гостей, идут малыши в трусах и майках. Сонный отец, посадив ребенка на колени, стаскивает с малыша куртку. Шкафчики с фотографиями. Полки с игрушками. Миниатюрные столики и стулья. От других этот садик отличают всего два слова на вывеске

«Montessori Integrationskita»

— 20 из 195 наших детей — это дети с особенностями, — говорит Ута Цитцманн, заместитель директора берлинского интеграционного детского сада. — Диагнозы у всех разные. Синдром Дауна, аутизм, ДЦП… Каждому такому ребенку полагается половина воспитателя — это означает, что ровно половину своего времени в детском саду, воспитательница, получившая специальное образование, должна посвящать особому ребенку.

При этом отличить одних детей от других очень трудно. А даже если и возможно, самих детей это никак не смущает. Такая картина: в группе, в которую ходят дети постарше, на коленях воспитательницы сидит мальчик Ёш, у которого диагностирован синдром Дауна. Тем не менее, одногруппник — белобрысый малец лет трех-четырех, спокойно ездит по Ёшу игрушечной машинкой. Оба смеются.

— Это здорово, когда дети с самого раннего возраста понимают, что все мы равные, все мы разные, — говорит Даша Гелхах. Даша русская, но уже более 10 лет живет в Берлине. Здесь родились два ее сына — Никита и Илья. Никите 4,5 года и он, как ласково говорит Даша, «дауняшка». Несмотря на это, Никита, как и Ёш, целый день проводит в обществе самых обычных детей.

Параллельно детям и учителям находить общий язык помогает воспитательная система разработанная Марией Монтессори. Ее в Германии начали осваивать сразу после объединения. И если выразить суть метода одним предложением, он будет звучать так: помоги мне сделать это самому. То есть все дети разные, и у каждого ребенка свой определенный путь развития. Искусство воспитателя заключается в том, что увидеть в какой фазе находится ребенок. И если малышу хочется научиться завязывать шнурки, ему помогают освоить именно этот навык. Это не значит, что другие дети будут также учиться завязывать шнурки. Задача воспитателя — заметить и направить. Никто не усаживает малыша и не заставляет завязывать шнурки. При этом абсолютной свободы у ребенка нет. Есть свобода выбора.

Также для эффективного взаимодействия треугольника «воспитатель, обычный ребенок, особый ребенок» в садике разработана специальная система знаков. Самых простых — стоп, хорошо, кушать, спать. Пальцы правой руки складываешь в кольцо и отводишь в сторону, от себя. Затем, подняв ладони к лицу тыльной стороной от себя, разводишь в стороны. Это означает «Доброе утро».

— По соседству с нами находится школа, которая работает по системе Монтессори, — говорит директор детского сада Бригитта Вильгельм. — Естественно, мы с ними кооперируем. Переход получается плавным и безболезненным. Но попасть туда не так просто. Есть люди, которые даже обращаются в суды, если им отказывают в месте.

В одной из групп, уже перед самым концом путешествия по необычному детскому саду, знакомимся с Тимом — у Тима тяжелое заболевание опорно-двигательной системы. Он может передвигаться только на специальной коляске при помощи воспитателя. Вокруг Тима и его транспорта вьется целая стайка малышей. Тим смотрит на детей, замечает меня и улыбается. Я улыбаюсь в ответ, складываю пальцы правой руки в кольцо и отвожу в сторону, от себя…

2 процента

Кафе «Mauer» находится всего в десятке метров от Берлинской стены. Собственно, «Mauer» в переводе с немецкого и означает эту самую стену. Помимо близости к главному символу современной Германии, у кафе есть еще одна особенность: оно принадлежит благотворительному фонду «Hoffnungstaler», который занимается адаптацией людей с когнитивными и физическими ограничениями. Как результат, значительная часть обслуживающего персонала — люди с особыми потребностями. Причем основные посетители «Mauerсafe» — приехавшие поглазеть на Берлинскую стену туристы, этого, как правило, не замечают. Тот факт, что в кафе работают люди с особыми потребностями, никак не афишируется.

Я сажусь у окна. В кафе достаточно людно. Пара за соседним столом — мужчина лет 50 и молодая женщина, флиртуют. В дальнем углу шумит компания молодежи. У входа сидят две пожилые женщины и с аппетитом едят какой-то ярко-красный пирог. Они замечают мой взгляд, приветливо улыбаются.

Я не удивляюсь разложенным на столах стикерам с названиями блюд, на которые официант аккуратно опускает тарелки с едой. Парня зовут Тобиас. Ему 20 лет. У Тобиаса синдром Дауна. Также в кафе работают аутисты и люди физическими отклонениями.

— Раньше Тобиас с трудом приносил одну чашку, а сейчас может целый поднос, — с гордостью рассказывает Лорена Шлихт, параллельно руководя персоналом. Начиная работать как обычный ресторанный работник, Лорена со временем получила специальное образование. На ее бейдже фломастером написано «Gruppenleitung», что означает управляющая. Хотя, после часа разговора, я бы написал «Мама».

В восточной части Берлина действует основанная в 1905 году благотворительная организация «Hoffnungstaler Stiftung Lobetal» Это фонд, который оказывает помощь трем тысячам человек — престарелым, инвалидам, больным эпилепсией, наркозависимым, работает со школами и детскими садами. В одной из программ фонда оказывается поддержка 850 человек с ограниченными возможностями. Они работают на производстве, на фермах, в садоводствах, в сфере обслуживания.

— Количество предложений для людей с особыми потребностями превышает само число таких людей, — продолжает Лорена. — В «Mauer» работает 3 человека с ограничениями и 5 — без. Еще 7 мест свободны.

Но мне удивительно не только это. Кафе «Mauer» — это не постоянное место работы для особых людей. Основная цель программ фонда не трудоустроить инвалидов, а за 2 года работы адаптировать их к жизни в социуме, привить определенные навыки, чтобы впоследствии они могли работать наравне со всеми.

Спрашиваю, каков процент успешного прохождения программы?

— Приблизительно 2 процента, — отвечает управляющая. По интонации понятно, что, в отличие от меня, эта цифра не кажется ей маленькой. — Например, Тобиас у нас работает уже год. Он учится взаимодействовать в группе, учится забывать о собственных проблемах, привыкает к тому, что все надо делать по плану. Он уже запомнил дорогу до кафе, понял, что значит приходить вовремя. Хотя когда только начинал работать, мог и опоздать, или просто оставить рабочее и место и пойти гулять. Благодаря такому опыту многие со временем уходят от родителей, начинают жить самостоятельно.

Напоследок прошу разрешения сначала у фрау Шлихт, затем у Тобиаса, посмотреть, как он работает на кухне — разнеся еду, Тобиас пошел мыть посуду. Тобиас с радостью соглашается.

— Вот здесь мойка. Вот сюда я кладу грязные кружки и тарелки, — говорит Тобиас, начинает мыть посуду, но вдруг, ни с того ни с сего смущается и начинает мять фартук. Хотя заметно, что в целом ему приятно внимание. Высокий, в очках, с прищуренным взглядом и спадающей на глаза челкой — я увижу его еще раз день спустя на билборде в центре Берлина. На фото Тобиас будет улыбаться искренне и без смущения.

На выходе из кафе «Mauer» замечаю, что пожилые женщины, евшие пирог, сидят за столом не на стульях, а в инвалидных колясках.

Колокольчик

— В последние 60 лет Германия шла по ошибочному пути, — говорит во время встречи в немецком парламенте Илья Зайферт. В течение восьми лет он возглавлял в Бундестаге бюро, занимающееся проблемами людей с ограниченными возможностями. Илья как никто другой понимает таких людей, поскольку сам может передвигаться только на инвалидной коляске.

— Может быть, 60 лет назад отделять особых людей было правильно и прогрессивно. Это давало возможность человеку хоть как-то выйти из тумана. Но сейчас — это тупик. Люди, которые пошли по пути специализации, живут в отдельном мире. Они стали жертвами самозамкнутых структур, которым было не интересно выпускать их в нормальную жизнь. А если тебе говорят, что ты не можешь жить нормальной жизнью, то рано или поздно ты сам начинаешь в это верить.

Мысленно соглашаюсь с Ильей. Можно пойти по пути создания, например, отдельного транспорта, а можно сделать так, чтобы обычный общественный транспорт был способен перевозить всех. Можно построить отдельные фабрики, а можно на существующих оборудовать места для инвалидов и внедрить программы для их адаптации. Можно открывать отдельные школы и садики, а можно создавать систему, в которой инвалид чувствовал себя обычным членом общества. Потому что путь специализации заканчивается специальными кладбищами.

— Человека классифицируют по тем качествам, которые у него отсутствуют, а не по тем, которые есть в наличии, — озвучивает еще одну проблему Илья. — Допустим, ты не умеешь читать или писать? Так что же теперь, каждый день в этом уверяться? Это путь в депрессию. Почему не обратить внимание на то, что не умеющий писать человек умеет потрясающе бить в колокольчик? А если умеет, то пусть бьет. Ему найдется место в оркестре.

При этом экс-депутат уверен, что инвалидам также необходимо работать над собой. Общество лишь должно создать возможности, а решиться воспользоваться ими инвалид должен самостоятельно. На закономерную реплику о том, что украинские инвалиды мечтали бы жить в Германии, мужчина отвечает следующее:

— У нас тоже очень тяжелое и проблематичное государство, если бы не тыкали палкой, оно бы тоже ничего не делало.

Подумав, добавляет:

— Сейчас в Германии речь идет уже не о социальной политике. Нам нужен новый образ человека с ограниченными возможностями. Мало кто задумывается, что больной с синдромом Дауна, входя в коллектив, может быть, ничего не изменит для себя, но коллектив, получив новый опыт общения и взаимодействия, изменив точку зрения, может по-новому взглянуть на мир.

После этих слов я тут же вспоминаю Тобиаса, Ежи, Тима… Вспоминаю Лорен, Дашу, фрау Уту Цитцманн. Вспоминаю людей, которые всего несколько дней назад вошли в мою жизнь и помогли мне сделать то, что только что озвучил Илья — по-новому взглянуть на мир. Пока только взглянуть.

Мое знакомство с Ильей закончилось стихотворением. Его собственным. Я приведу эти строки в качестве постскриптума.

Уступы Альп не для меня.

Ведь горы преграждают

Путь

Коляске.

Им всё равно,

Хоть вниз ты

Хоть наверх. — И всё же

я был там.

Венеция

построена не для меня.

В коляске по каналам

не проедешь.

И множество мостов

ступенчаты преградой. — Однако

Я был там.

Друзей

встречал я

и тех,

кто был не очень рад.

Да, мир

не создан для меня,

Не под меня. — Но

всё таки

я

здесь!

Илья Зайферт, 15 августа 1991 года

(Перевод Ольги Рёдель)