Ханна Полак. Фото: NOISE Film PR

Документальный фильм Ханны Полак «Человек живет для лучшего» о девочке Юле с подмосковной свалки получил на Амстердамском фестивале IDFA Специальный Приз Жюри. Названием картины послужила цитата из пьесы Максима Горького «На дне». Главной героине присущи те же проблемы и радости, что и всем остальным детям, но с одной поправкой – у неё нет дома. Режиссёр наблюдала за Юлей на протяжении 14-и лет, отразив процесс её взросления и жизненную ситуацию, в которой она оказалась. В своём интервью Ханна Полак рассказывает об отношении к бездомным детям и к кино, и о том, как она пришла к этому.

— Приятно общаться с тобой на родном языке, расскажи, пожалуйста, откуда ты знаешь русский?

— Я из Польши. Во времена моего детства русский язык был одним из обязательных предметов школьной программы. По правде говоря, я не была прилежной ученицей. Во-первых, на тот момент у меня не было интереса к изучению русского, во-вторых, уровень преподавания оставлял желать лучшего. Но я, по крайней мере, узнала алфавит и научилась читать.

Когда я начала работать в профессиональном театре, первая пьеса, в которой я выступала, была рок-опера «Юнона и Авось» Алексея Рыбникова на стихи Андрея Вознесенского. Естественно, большей частью мы её играли по-русски, так как все песни были оставлены без перевода. Это был очень интересный опыт, ставший моим первым настоящим соприкосновением с русским языком, даже не столько с точки зрения слов, сколько настроения. После этого я училась в актерском училище в Польше, мы делали постановки по Достоевскому, что стало для меня серьёзным погружением в русскую литературу.

Потом по приглашению друзей я стала часто ездить в Россию, и там, общаясь с ними, собственно говоря, и выучила язык. Очень много времени я проводила в разговорах с беспризорниками на улице, они тоже в каком-то смысле были моими учителями. Я думаю, что самый лучший способ учить язык - это находиться в стране. То же самое с английским. Я довольно на высоком уровне учила его в Польше, но приехав в Америку, поняла, что не могу говорить. И только через какое-то время пребывания в стране я начала правильно изъясняться. Так что опыт нахождения в стране даёт очень много.

— Кинематографии ты тоже обучалась в России, почему выбор пал именно на ВГИК?

— На тот момент я уже что-то снимала и понимала, что чтобы снимать хорошо, мне необходимо приобрести профессиональные знания. Да, я знала, как обращаться с камерой, но этого было недостаточно. Раньше я занималась фотографией и общалась с настоящими мастерами своего дела. Это давало мне осознание того, что кинематографии тоже нужно обучаться на более серьёзном уровне.

И тут я узнала от друга, обучавшегося во ВГИКе на режиссуру, о наборе на курс Вадима Ивановича Юсова. Это имя не было для меня пустым звуком, так что я немедленно собрала свои работы и поехала показывать их Юсову. Посмотрев, он сказал, что готов меня принять, после чего я официально оформила своё поступление. У нас сложились с этим человеком замечательные отношения, мы очень сильно сдружились, и я рада что имела возможность у него обучаться.

— А в какой момент ты решила заняться именно документалистикой?

— Ещё во времена работы в театре и обучения в актёрском училище в Польше я, хотя и любила театр, считала, что кино имеет перед ним неоспоримое преимущество, так как дает возможность запечатлеть что-то на десятки, сотни лет, почти навечно. А театр - прекрасное искусство, но очень временное. Прошёл спектакль, и всё. У зрителя остаются в голове какие-то картинки, моменты, эмоции, но основное действие проходит. Конечно, его можно повторять каждый вечер на очередном спектакле, но это не то же самое, что зафиксированное изображение в кино.

Я думала, что закончу актёрский, и поступлю на режиссуру, но так не получилось. Мне пришлось отойти от театра и искусства. Позже в Москве, когда я встретила детей на улице, я задумалась, как им помочь, и одна из идей заключалась в том, чтобы начать снимать про них фильм. Таким образом, я вернулась обратно к мыслям о кино и занятиях искусством.

Пока я снимала только документальные проекты, хотя на съемках художественных фильмов мне тоже доводилось присутствовать. К примеру, я делала фильм об игровом фильме. Я присутствовала в монтажной и наблюдала за работой режиссёра, несколько раз в каких-то небольших эпизодах режиссировала людей сама, и всё это мне очень понравилось. Так что интерес к художественному кино у меня тоже есть. Посмотрим, удастся ли его реализовать на практике. Я думаю, что всё начинается со сценария. Если будет хороший сценарий, может удастся заняться и режиссурой.

— То есть, непосредственно к документалистике тебя привели бездомные дети… Помимо фильма «Человек живёт для лучшего», премьера которого состоялась в этом году на IDFA, теме российских беспризорников посвящен также твой фильм «Дети с Ленинградского», выпущенный в 2005 году и номинированный в числе прочих наград на «Оскар». Как шла работа над этими проектами?

— Вообще, идея делать фильмы появилась не сразу. Сначала я снимала просто потому, что хотела донести страдание этих детей до общества, найти тех, кому больно смотреть как другие умирают и кто готов оказать какую-то помощь или материальную поддержку. Когда я сама встретила бездомных детей, у меня просто не могло уложиться в голове, как такое возможно. Как они могут жить на улице и их никто не ищет, никто ими не занимается, и никого они не интересуют. Тем более, как видно из фильма, они красивые, они умные, они безумно забавные, и в этот момент они находятся в абсолютно ужасных ситуациях, ненормальных для человеческого общества.

Мой ресурс очень ограниченный и в плане денег, и в плане времени, так как я всего один человек. Я могу что-то делать, но этого явно мало. При помощи съёмок я надеялась привлечь других людей к существующей проблеме. И речь здесь идёт не просто о деньгах, которые кто-то может выделить на благотворительную работу, хотя, конечно, это тоже нужно. Больше всего мне хотелось подвигнуть людей на коренное решение проблемы. Тогда в России были другие времена и другие законы, их изменение было бы для меня огромным положительным результатом.

Я старалась оказывать посильную помощь в двух местах - на свалке и на вокзале. Первые видеозарисовки были сделаны именно на свалке. Но доступ к свалке был намного сложнее, потому что она находится за городом и огорожена забором, препятствующим проникновению посторонних. Так что детей с вокзала мы навещали, а соответственно и снимали, намного чаще. В какой-то момент я осознала, что видеоматериалов набирается на фильм. Как только идея сформировалась, я стала снимать не просто то, что вижу, а начала делать кадры, необходимые именно для создания кино. С 2003 по 2005 когда я плотно занялась работой над «Детьми с Ленинградского», от свалки пришлось немного отойти. Изначально я собиралась этот проект тоже закончить в 2005 году, но за неимением финансовой базы материалы пришлось отложить. Последующие годы я периодически ездила туда и ещё немного доснимала. И только в 2010 или 2011 году я вернулась к монтажу.

— А чем бы заканчивался фильм про свалку «Человек живет для лучшего», если бы его удалось доделать в 2005?

— Он бы заканчивался тем, что Юля рожает ребенка, оставляет его в приюте и уходит обратно жить на свалку. Он был бы намного более драматичным. И конечно, в нём отсутствовали бы многие элементы. Главную героиню мы ведём хронологически, но есть очень много видовых сцен, которые сняты позже и вмонтированы в сюжетную канву для большей художественности. Фильм был бы гораздо беднее в визуальном плане и, наверное, короче по хронометражу.

— Предпринимала ли Юля попытки найти своего первого ребенка?

— Она пыталась вернуть ребёнка, как только получила квартиру. Долгое время никакой информации вообще не было, потом Юле сказали, что у её дочери теперь есть приёмные родители и её нельзя ни забрать, ни даже просто увидеться с ней. Юля успокаивает себя словами, что может мы для того и живём, чтобы кого-то сделать счастливыми, но чувствуется, что она очень сильно переживает. Её единственная надежда, что дочка когда-нибудь сама захочет её найти.

Кадр из фильма «Человек живет для лучшего»

— Ты снимала всё полностью сама или работала вместе с оператором?

— Основная часть съёмок моя. Но поскольку это такое место, в котором очень опасно находиться, я всегда просила друзей сопровождать меня. Сначала это были люди, не имеющие никакого отношения к кино. После того, как я пошла учиться во ВГИК, со мной стали ездить мои коллеги. В последних съёмках, более современных, я обращалась к помощи своих однокурсников Максима Дроздова и Вани Финогеева. Так что досъёмки принадлежат им.

Должна сказать, что даже в документальном кино зачастую очень сложно делать сразу всё. Если ты погружаешься в операторскую работу, может начать не хватать времени на общение с героем и создание нужной ситуации. Это будет нехорошо отражаться на взаимоотношениях с действующими лицами, а значит и на фильме. Мой фильм получился хорошим, потому что люди понимают, что у меня очень близкие отношения с людьми, когда они говорят, они открывают мне свою душу, свои сердца. Это идёт изнутри и создает какой-то более личный, интимный образ.

Пока Юля была маленькая, было проще, по мере её взросления появились HD-камеры, они были довольно громоздкие, для них требовался штатив. Я начала чувствовать, что аппаратура и её настройки занимают слишком много времени, и поэтому привлекла других операторов. Хотя всё равно оставались моменты, когда я брала камеру и снимала сама.

— А с какой периодичность ты ездила на свалку?

— В основном, я старалась туда выбираться по выходным или в праздники, когда охрана ослабевала. Ведь это место, в котором никому не разрешают находиться, и никто там тебе «Добро пожаловать» не скажет. Ну и плюс у меня были другие проекты и дела, была учёба, которой надо было посвящать время. Ещё мои приезды на свалку зависели от того, была ли я там нужна. Иногда просто надо было проверить, что там происходит, не надо ли кому чего… Иногда я узнавала, что кто-то болеет и заезжала привезти лекарства. Так что я больше отталкивалась не от съёмок фильма, а от того, когда могу поехать и когда в моём приезде есть необходимость.

— То есть, у вас была какая-то обратная связь? Они сообщали, что тот-то заболел, нужно привезти лекарство?..

— Сначала нет, они были довольно долго недоступны. Но около 2004 некоторые люди со свалки стали иметь мобильники. Не все, конечно. Но те, у кого не было своих телефонов, обращались к тем, у кого они есть, когда надо было сделать звонок. Таким образом, со мной на связь выходили разные люди, знавшие мой номер. Они передавали, когда что-то случалось, кого-то срочно надо было увезти в больницу, что-то привезти, или другие важные сообщения. Потом у Юли тоже появился мобильный телефон. Так, я например узнала, что ей выдали квартиру.

Кадр из фильма «Человек живет для лучшего»

— Были ли какие-то столкновения с охраной или сотрудниками правопорядка?

— Были… Впрочем, наверное, я была довольно удачливой. Охрана нас ловила много раз, они вызывали милицию (тогда ещё её не переименовали в полицию), были разные разборки, но каждый раз каким-то чудом нам удавалось сохранить материал, и мы не нарывались на серьёзные проблемы. Несколько раз мы убегали, причём по очень крутому склону мусорной горы, из которого торчали разные железяки. Как-то раз был март месяц, было очень скользко. Чтобы скрыться, мы пересекли болото из мусора и грязи, а потом надо было идти вокруг свалки несколько километров по колено в воде, чтобы добраться до машины. Происходили и такие ситуации…

— Будет ли фильм представлен на российских фестивалях?

— Фильм вошёл в конкурсную программу Артдокфеста*. Надеюсь, будут ещё и другие фестивали, на которых он будет представлен.

Мне важно, как русская аудитория примет этот фильм, потому что мне самой кажется, что он глубоко русский. В нём много моментов и мелких деталей, которые способны уловить только те, кто живут в стране и говорят на языке героев фильма.

* показы в Москве будут в кинотеатре Горизонт 12-го декабря в 19:00, 16-го декабря в 13:15 и в кинотеатре Фитиль 14-го декабря в 13:15; в Санкт-Петербурге в кинотеатре АНГЛЕТЕР 13-го декабря в 17:30.

— Фильм «Человек живет для лучшего» только вышел, поэтому на его примере пока сложно судить, но если взять фильм «Дети с Ленинградского», как ты считаешь, изменил ли он ситуация с беспризорниками в лучшую сторону?

— Я придерживаюсь мнения, что это не чисто русская проблема, это проблема, которая существует везде. Я была в шоке, когда такие же дети, как те, что были мною отображены в «Детях с Ленинградского», случайно пришли в мой дом в Варшаве попросить помощь. У меня было де-жа-вю. Я не знала, что в Польше тоже существует такая проблема. Как оказалось, она существует везде в мире. Многие страны, в том числе Россия, сейчас предпринимают шаги для её решения, если не полного, то хотя бы частичного. Полиция и различные службы получили указания, как действовать, законы изменились. Я думаю, что мой вклад в эти подвижки тоже был.

Я получила тысячи писем от людей со всех уголков света. Некоторые из них рассказывали, что они хотят заняться какой-то общественной деятельностью, начать работать с детьми, помогать им и т.д. Было очень много волонтёров, которые интересовались у меня, что именно они могут сделать.

В Южной Африке, где тоже демонстрировался мой фильм, была инициирована первая совместная встреча организаций, работающих с детьми. Если раньше они все были разрозненны, то фильм подтолкнул их к объединению для спецпроекта.

Или, например, звезда X-Men Трой Сиван под влиянием фильма написал песню для сбора средств в помощь бездомным детям. Будучи голливудской знаменитостью, ему удалось собрать несколько десятков тысяч долларов и передать их на проекты.

В России какое-то время проработала польская организация «Монар», помогавшая несовершеннолетним наркоманам. В рамках программы «Пилот» они могли получить помощь и консультации у профессионалов высшего уровня.

В Мексике (лично для меня это один из самых сильных моментов) после показа фильма ко мне подошла плачущая женщина и сказала: «Я обещаю, я стану лучшей матерью для своих детей».

Конечно, мы никогда не можем ожидать, что всё сразу изменится, но я надеюсь, что какие-то изменения мой фильм принес. И не только для бездомных детей. В Чикаго на радио у меня был разговор о проблемах эмоциональной бездомности людей. Часто бывает так, что родители всё время посвящают работе, а дети чувствуют себя ненужными, им кажется, что никто их не любит. Даже если родители работают ради блага своих детей, те это не всегда понимают, им намного больше требуется внимание и ласка, чем материальное благополучие. Это другое лицо бездомности. ведь беспризорники сталкиваются со сходной проблемой.

Видишь, фильм на сколько многоуровневый, что можно разговаривать часами на тему того, что произошло после него… С другой стороны, его можно воспринимать просто как произведение искусства. Он красиво сделан и с интересом смотрится по сегодняшний день. Его показывают и на фестивалях, и по телевидению. Я до сих пор получаю письма от людей, которые только недавно открыли для себя этот фильм.

— Теме беспризорников был священ ещё один твой фильм «Faces of homelessness», расскажи о нём, пожалуйста…

— «Faces of homelessness» - это очень маленький проект. Он не был задуман как фильм. В Северной Дакоте (США) есть город Фарго, где проводится ежегодный кинофестиваль, на котором «Дети с Ленинградского» получили три главных приза. Организация, занимающаяся проблемами бездомности в этом районе пригласила меня сделать для них небольшой видео ролик от 30 секунд до трёх минут, который они могли бы использовать для сбора средств на благотворительность. Но в итоге из материалов, которые я сняла буквально за несколько дней, они запросили сделать получасовой фильм. Эту работу нельзя назвать шедевром, но в целом получился довольно хороший портрет людей, встреченных мною за эти несколько съёмочных дней.

— А что ты думаешь по поводу проблемы вовлеченности документалиста в происходящее? Где находится та грань, когда, возможно, требуется прекратить съёмку и помочь герою? Были ли ситуации, когда ты оказывалась перед выбор снимать дальше или остановиться и вмешаться?

— Я считаю, что если я могу помочь, то я обязана это сделать. Конечно, если дети дышат клеем постоянно, им можно постоянно говорить «не дыши, не дыши», но они всё равно будут это делать, когда меня нет рядом. А если я хочу показать их жизнь, то это надо снять. Я снимала и смерть тоже, но я не могла в этой ситуации никак помочь. Но в целом, моё мнение, что если один человек в состоянии помочь другому, он всегда должен помогать. Впрочем, каждый сам для себя определяет границы. Я тоже не могу выйти за рамки своих личных возможностей. Именно поэтому я и снимаю фильмы, чтобы другие посмотрели и, возможно, смогли поменять то, что не могу поменять я.

Мне не нравится, что сейчас в журналистике молодых людей нередко учат определенной циничности. Я считаю, что это неправильно. Объективность не может быть исключительно взглядом со стороны. В моём представлении, это уже не объективно, это просто цинично. Моменты, когда я помогала людям, не попадали в кадр. Но для себя я знаю, что основой моих отношений с этими людьми была попытка помочь им.

Не буду больше рассуждать, оставлю это другим людям. Кто хочет, может посмотреть мой фильм и сам подумать. Я просто знаю, что всегда надо работать над собой и заниматься чем-то добрым. Человек должен стремиться быть ответственным и морально чистым.

— Документалистика - очень мощный инструмент воздействия на людей, однако смотрит такие фильмы, к сожалению, меньшинство. Некоторые изначально стараются оградить себя от соприкосновения с печальной реальностью. Как можно донести фильмы до зрителя?

— Сложный вопрос. «Дети с Ленинградского» посмотрело очень много людей, он красивый, несмотря на то, что грустный и тяжёлый. Может, для кого-то он оказался даже слишком травмирующим, я за это извиняюсь.

Думаю, надо стараться делать как можно более качественное и красивое кино, тогда, возможно, люди придут посмотреть. Хотя это, конечно, очень непросто. Хороший проект требует колоссального вложения сил.

— Есть ли планы на будущее?

— Для начала надо отдохнуть. Потом, наверное, что-то придёт.

Я очень устала за время работы над фильмом «Человек живет для лучшего». Только на монтаж ушло три года. Мы могли часами сидеть в поисках нужного кусочка: съемки велись с одной камеры, герои начинают говорить и обрывают фразу, которую непонятно как склеить, у Юли всё время меняется цвет волос. И сопродюсер у меня появился далеко не сразу, очень тяжело было искать деньги на проект. Люди смотрели, им нравилось, но участвовать они отказывались.

Я считаю, что моя главная заслуга не в том, что я в итоге сделала этот фильм, а в том, что я не сдалась в процессе работы над ним.

Беседовала Анисия Боронзова