Продолжая материал о состоявшемся в конце октября круглом столе «Продай игрушки — помоги ребенку из детдома!», мы решили начать с лежащего в основе данной встречи вопроса: «Что вы можете рассказать о полезной и вредной помощи ребенку из детдома?». Почему? Как оказалось, то, что мы, «семейные», воспринимаем как благо и добро, противопоказано воспитанникам детского дома. Сегодня, в канун новогодних праздников, мы еще раз коснемся жизни «государственных детей» и расскажем о том, куда могут привести следы очередного, подаренного благотворителями на Новый год или Рождество белоухого зайца.
По словам главного спикера данного круглого стола — воспитанника интерната Александра Гезалова, большинство добровольцев свой визит в детский дом выстраивают так, чтобы порадовать, развлечь и непременно чем-то одарить живущего там ребенка. И это, считает Александр, одно из главных зол — не надо быть хлопушкой с конфетти для нуждающегося в принципиально иной помощи ребенка. «Если человек приходит в детский дом только для того, чтобы поучаствовать в очередном празднике, и думает, что он таким образом помогает, — это очень грустно, — говорит он. — У добровольцев должна быть программа, исходящая из социального заказа. Приведу пример. В одном лагере мы пообщались с детьми, чтобы выяснить, как они воспользуются денежным пособием, которое получат при выходе из детского дома. После этого решили создать образовательные комиксы, рассказывающие о правильном использовании средств. Почему? Когда мы попросили ребят представить, что у каждого из них на счету 100 тысяч рублей, и спросили, что они с ними будут делать, — одна девочка, например, сказала, что купит стеклопакет и поставит его у себя дома. Я ее спрашиваю: «Зачем?» — «Чтобы все видели, что он у меня есть». Мальчик сказал, что купит себе «очень крутую тачку» и будет на ней ездить. Я стал с ним разбираться: спрашивать, а знает ли он, что такое права, рассказывать, что ему придется оплачивать бензин, ремонт машины и многое другое. Он на меня сначала молча смотрел, а потом сказал: «Но нас же возят на автобусе в детском доме…». В основе наших комиксов лежат непридуманные истории ребятишек из детского дома.
Еще один важный момент — этим детям надо давать проекцию будущего. Причем она должна быть не на 5—10, а на 30 лет. Почему? Пока ребята находятся в системе, они осознают, что надо реализоваться в жизни, создать семью, но когда выходят из детдома — все эти понятия стираются. Им сложно взаимодействовать с однокурсниками, преподавателями, незнакомыми людьми, поэтому термин «сиротская стая» становится для них очень актуальным. Например, в той же Ярославской области все 300 выпускников интернатов «тусуются» вместе. Почему? «А нас семейные не принимают, — говорят они. — Мы — другие». Кроме того, до сих пор между интернатами и ПТУ существуют негласные договоры, согласно которым детдомовцы поступают только в одно конкретное училище. И поскольку выбора у выпускников нет, они становятся сварщиками, малярами, пекарями. Понятно, что они не учатся в этих ПТУ, а преподаватели не выгоняют тех, за кого им платят. Я даже могу вам назвать один колледж, в котором сейчас собрано около 200 детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки».
«Они не знали, что могут претендовать на что-то другое»
Ту же ситуацию с самоидентификацией и самореализацией выпускников интернатных учреждений имеем и в Украине. Напомним, что во время круглого стола было презентовано исследование «Жизненный путь выпускников интернатных учреждений, ДДСТ и приемных семей», объектом внимания которого были наиболее успешные и социально адаптированные выпускники 2004—2010 годов (167 человек), а также ученики выпускных классов из 27 интернатных учреждений Украины (438 человек). Так вот, хотя 60% опрошенных молодых людей и продолжили обучение, 70% из них сказали, что на выбор будущего учебного заведения повлияла возможность иметь… жилье на время учебы. Почему? По данным исследования, 45% «государственных детей» не имели никакого жилья, а те, кто де-юре им все-таки владел, говорили, что в нем просто невозможно жить или что преградой для пользования им являются живущие там родственники. Именно поэтому после окончания школы-интерната 26 из 110 детей так и продолжили в нем жить, 25 выпускников поселились в общежитии учебного заведения, а еще 24 человека попали в социальное общежитие. У родителей оказались только 8 из 110 детей, у родственников — 22, еще четверых молодых людей приютили друзья и знакомые.
Практику негласных договоров между нашими институциями и ПТУ подтвердила и директор представительства благотворительной организации «Надежда и жилье для детей в Украине» Галина Посталюк, коллеги которой два месяца назад вывели последних детей из расположенного в одной из украинских областей интернатного учреждения. «Эти дети думали, что могут учиться только в одном специализированном ПТУ, и что существует только две профессии — повара и маляра-штукатура, — сказала она. — Они не знали, что могут претендовать на что-то другое. Причем только тогда, когда мы вывели из этого интерната последних ребят, у нас как бы открылись глаза: сколько спонсоров у него было! Когда дети уже вышли на улицу с вещами — десятилетний мальчик вдруг вспомнил, что что-то забыл, а когда вернулся — оказалось, что он держит в руке порванный, грязный календарик. На вопрос: «Ты что, не мог выбросить его?» он ответил: «Из тюрьмы и больницы надо все забирать, чтобы больше туда не возвращаться…». Чтобы всю эту систему изменить, нужна высшая политическая воля».
Кто еще может здесь помочь? Как это ни странно — неправительственные организации. Впрочем, реальными лоббистами интересов «государственных детей» они станут лишь тогда, когда разработают единую стратегию. Потому что, как заметил еще один участник круглого стола, начальник службы по делам детей КГГА Николай Кулеба, когда к нему сегодня приходят представители неправительственных организаций, оказывается, что одни отрабатывают грант, другие — реализовывают проект, а у третьих вообще нет никакой стратегии. Подаренные ими белоухие зайцы детям-сиротам на пользу не идут. Более того, похоже, что именно их очарование воодушевляет систему.
Ужас на тринадцати строках, или Три слова о диагнозах…
В Украине, как, впрочем, и на всем постсоветском пространстве, в отношении детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки, действует один очень «интересный» стандарт: всем им до трех лет ставят психиатрические диагнозы. Сложно сказать, почему наш Минздрав не прислушивается к ВОЗ, которая просит врачей не делать этого до трех лет. Ситуация усугубляется еще и тем, что если наша женщина рожает здорового малыша и оставляет его в роддоме, то в дом ребенка крошку привезут уже непременно «тяжело больным» — с пятью-шестью диагнозами наготове. «Очень показательной является анкета ребенка на усыновление, — заметила на круглом столе сопредседатель ВОО «Служба защиты детей» Людмила Волынец. — Чем меньше ребенок, тем больше у него диагнозов. Если это крошечка до года, будет исписано 13 строк, если это ребенок семи лет — будет только две строчки. Поэтому, когда приходят иностранные усыновители и читают тот ужас в 13 строках, их просят поехать и посмотреть на ребенка. За всеми его диагнозами, как правило, стоит только одна устойчивая депривация: никто никогда не обнимал, не целовал этого ребенка».
Информацию Людмилы Волынец подтвердил и Александр Гезалов, рассказавший о французской семье, взявшей детей из России. Дома одной из девочек был уготован интернат для умственно отсталых детей, но когда через несколько лет Саша ее увидел — не узнал. Уже через полгода она говорила по-французски, ездила на пони и играла на скрипке. Правда, тогда с Александром по-русски никто из детей так и не заговорил. «И я их понимаю, — спокойно сказал он. — Только когда я уходил эта девочка, озираясь, тихо сказала мне: «Саша, спасибо».
…Мы боимся — нас боятся — именно этими словами заканчивается проторенный белоухими зайцами благотворителей путь в социальную жизнь для детей-сирот и детей, лишенных родительской опеки. Почему? Наверное, пришло время понять не только то, что есть полезная, а что — вредная помощь детскому дому, но и подумать над тем, как помочь балансирующей «на грани» семье, как перекрыть основной источник пополнения интернатных учреждений. И пока «высшая политическая воля» нашей страны не озаботится тем, чтобы сосредоточить все необходимые для реформирования интернатной системы полномочия в руках Министерства образования и науки, молодежи и спорта, пока повторно не просчитает стоимость содержания одного ребенка-сироты и ребенка, лишенного родительской опеки, в приемной семье/ДДСТ и не сравнит с содержанием в доме ребенка, интернате, детском доме — мы так и будем об институциях только говорить и проводить все новые и новые исследования. Впрочем, как когда-то заметил Александр Гезалов, даже для того, чтобы иметь право о детдоме говорить, сначала надо в нем вырасти и выжить.