В детстве я, как и многие, мечтала быть врачом. Правда долго не могла определиться каким именно… А потом в 14 лет попала в отделение детской реанимации и поняла кем никогда НЕ буду – детским реаниматологом. Мне казалось, что нужно совсем не иметь сердца, чтоб проводить с детьми все эти тяжелые и болезненные манипуляции!

Прошло много лет…Я "по долгу службы" общаюсь и сотрудничаю с теми, кто когда-то спасал меня. И я не знаю другой такой области медицины, где так сконцентрированы отзывчивые сердца, как детская реанимация. И когда меня спросили, в каком отделении детской больницы работают те, кого я могла бы назвать добрыми волшебниками, я, не задумываясь, ответила - "в реанимации". Поэтому сегодняшнее интервью для рубрики "просто я работаю волшебником" – с заведующим отделением реанимации Запорожской областной клинической детской больницы Андреем Александровичем Чаловым.

- Андрей Александрович, вопрос неоригинальный – что привело вас в медицину?

- Воспитание… то, кем меня растили родители. Мой отец – фронтовик. С первого до последнего дня Великой Отечественной Войны. Служил в 113 гвардейском севастопольском артиллерийском истребительно-противотанковом полку. Я так хорошо помню это название потому, что отец еще мальчишкой возил меня в Севастополь к Сапун-горе, где перед входом в диораму стоят стелы с высеченными названиями частей, участвовавших в обороне Севастополя и штурме Сапун-горы. Там есть и батина часть… Отец воспитывал меня на примерах своей молодости. А его молодость - это выпускной в школе 19 июня 1941 года, а 22 июня 1941 года – мобилизация, ростовское артиллерийское училище и дальше – война… После войны отец работал в металлургии … Мама – учитель химии. Была признана лучшим учителем химии Запорожья в далеких семидесятых. Забавно, я иногда встречаю коллег, которых химии учила моя мать. Даже одна из врачей в моем отделении – бывшая мамина ученица.

Так вот, родители воспитывали меня в том, что самое важное в этой жизни – быть полезным, делать что-то нужное для людей. И медицина… наверное она оказалась именно той отраслью, где эта "полезность" наиболее очевидна. А, кроме того, здесь как нигде нужен пресловутый военный порядок. Медицинская помощь эффективна тогда, когда есть четкая субординация, четко регламентированный порядок действий, четкая организация и т. д. Это близко и понятно мне. Поэтому я в итоге и стал врачом.

- Почему именно такая непростая отрасль, как детская реанимация? Тоже из-за схожести с военными действиями?

- И это тоже. Но не только… Изначально у меня был интерес именно к педиатрии. Работать с детьми – это особое чувство. Это большая ответственность, но и отдача несравненно большая, чем при работе со взрослыми. А именно к реанимации я созрел где-то курсу к четвертому. Потому что реанимация – это такая область медицины, где как нигде можно увидеть результаты своего труда. Когда вот привозят тебе человечка, который уже не дышит, и сердце ели бьется… И у тебя есть лишь несколько минут на то, чтобы успеть разобраться, что происходит и суметь помочь. А там смотришь – он уже розовый и улыбается тебе… или не улыбается, а плачет и просится к маме – это уже без разницы. Главное что он жив. Ни в одной другой области медицины нельзя увидеть результаты своего труда так быстро и так очевидно.

- За столько лет работы в реанимации, не разочаровались в своем выборе?

- В профессии? Нет! В системе – да! Это ненормально, когда я вынужден просить жизненно-важное для моих пациентов оборудование у благотворительных фондов. Ненормально, когда чтоб сэкономить, мы вынуждены нарушать правила, которые являются основой безопасности наших пациентов. И уж совсем ненормально, что я должен выносить родителям детей списки препаратов и расходников на сотни гривен в день.

- Что для вас самое сложное в работе?

- Наверное наказывать подчиненных… Быть заведующим отделением реанимации для меня тяжелее, чем быть собственно врачом. Потому что медицина, а особенно реанимация, это такая сфера, которая не прощает ошибок. В то же время в ней работают люди, а людям свойственно ошибаться. И моя роль, как руководителя, свести количество ошибок к минимуму, вынести из них уроки, не допустить повторения. Кроме того… есть такая армейская мудрость – если солдат не выполнил приказ, виноват не солдат, виноват командир. Значит, он не смог доходчиво объяснить приказ, эффективно мотивировать солдата, в конце концов, не дал средств для выполнения приказа. В моей работе этот закон так же работает. Если мой подчиненный ошибся, значит, виноват я: плохо научил, не подстраховал, не обеспечил условия работы и т. д. Это тяжело…

- Тяжелее чем ваши собственные неудачи? Когда, например, не смогли спасти ребенка?

- Наверное, да. Потому что мы ведь не боги. У нас нет и по определению быть не может стопроцентной выживаемости. Бывают ситуации, когда сделано все возможное, а пациент все равно умер. Иногда сразу, за несколько минут-часов после поступления, а иногда выхаживаешь его неделями, а то и месяцами, а в итоге все равно… Но если в такие моменты ты знаешь, что работал на совесть, то такой горечи нет.

- Бывает ли, что хочется бросить эту работу?

- Конечно бывает!

- Что останавливает?

- Перспектива нового рабочего дня. Бывает, например, в пятницу после обеда, сил уже никаких нет, устал, вымотался. Хочется уйти из отделения и больше не возвращаться. Но в воскресенье вечером уже ловишь себя на мысли, что тебя почти физически тянет сюда, на работу. Потому что, какой бы тяжелой не была эта работа, но нигде больше я не могу получить эти эмоции, это удовольствие от того, что я что-то сделал хорошо. Я не говорю "кого-то спас", а именно "хорошо поработал". Бывает, что сделал все, но не спас… а родные ребенка все равно говорят тебе спасибо… Спасибо за то, как боролись… Это дорогого стоит.

- А что самое приятное в работе?

- Приятно вывести ребенка за двери реанимации, отдать его живого и идущего на поправку родителям. Приятно потом встретить своих пациентов где-то вне больничных стен. Иногда через много лет. Увидеть, вспомнить из какой ямы вытянул и порадоваться. За него, за его родных, ну и за себя…

- Хотелось бы, чтоб таких моментов, встреч, было больше?

- Конечно, хотелось бы! Они бывают на самом деле очень редко… Выписываясь из реанимации и ребенок, и его родные хотят забыть это, как страшный сон. И то, что произошло, и наше отделение, и нас – врачей заодно… Их можно понять… Ну а мне за счастье и эти единичные ситуации, когда можно увидеть плоды своего труда через много лет…

- Да, вот кстати о счастье… Что в вашем понимании – счастье?

- Сложный, философский вопрос. Наверное, счастье – это спокойствие. За себя, за свою семью, за своих пациентов. Просыпаться и не беспокоиться о будущем собственных детей, о том, будут ли в отделении лекарства и расходники для моих пациентов… А спокоен ты в том случае, если… ну как в том слогане: "заплатил налоги – спи спокойно". То есть, если ты знаешь, что ты на совесть поработал, пообщался с семьей, помог родителям, встретился с друзьями… то есть наполнил свою жизнь важными и полезными вещами. Но никогда не удается заполнить этот сосуд до верху… У нормального человека не бывает абсолютного счастья. Совершенно счастлив может быть только идиот (простак – в переводе с латыни). Как в стишке:

Мой горизонт и чист, и ясен,

И полон радостных картин.

Не потому что мир прекрасен,

А потому что я – кретин.

- После такого стишка прям опасаюсь спрашивать, но все же – вы можете назвать себя счастливым человеком?

- Могу! Потому что я всю жизнь занимаюсь тем, чем хотел заниматься и чем нравится заниматься. У меня есть дорогие мне люди. У меня есть друзья. Счастья, связанного с работой, было бы конечно больше, если бы не только я был рад ходить на эту работу, но и если бы государство тоже было радо этому и обеспечивало меня всем необходимым.

- А какой вы можете назвать самый счастливый день в вашей жизни?

- Рождение младшей дочери! 20 лет назад. Может быть, это было так ярко еще потому, что дочь пришла как бы на смену моей маме… Мамы не стало, а вскоре родилась дочка. И она очень похожа на мою маму, просто копия. Как внешне, так и характером, мимикой, всем!

- Вы проводите много времени на работе, вы любите медицину. А чем еще вам нравится заниматься?

- Есть у меня одно хобби… Оно пришло ко мне от моего дяди, который, как и отец, воевал с первого до последнего дня ВОВ, но летчиком-истребителем. Стендовое историческое авиамоделирование. Кропотливое занятие, но хорошо расслабляет и позволяет отключиться от каждодневной рутины.

- О чем вы мечтаете?

- Мечтаю о том, чтоб мои собственные дети жили благополучно и счастливо. Мечтаю увидеть мир. Увидеть другие страны и народы, начиная с тех, у которых самая древняя история: Китай, Корею, Японию, Грецию, Израиль, Междуречье, Эфиопию… Эфиопию особенно, ведь именно там найден первый "про-человек", именно там по легендам захоронены многие христианские ценности. Хочется увидеть Юг Африки, Чили, Перу, Аргентину. В общем, хочется побывать в необычных местах, непохожих на те, где я живу всю жизнь. Правда Антарктика не прельщает – сильно холодно… не люблю холод… В Сибири бывал…

- А туда какими судьбами занесло?

- Студенческий строй-отряд. Строили нефте- и газопроводы. Это был очень интересный опыт – вокруг были студенты со всех концов СССР, была возможность познакомиться и пообщаться с очень разными людьми. Ну и еще на память мне остались навыки строительных работ и корочка "плотник-бетонщик 3 разряда". Очень полезные кстати, навыки. Бывало такое, что во время ремонта в отделение приходили строители, и мне приходилось учить их как правильно держать мастерок.

- Вы верите в то, что мир можно изменить к лучшему?

- Да! Как ни странно – да! И как ни странно – надеюсь, что мир таки будет меняться к лучшему. Ну, конечно, изменить весь мир – грандиозная задача. Но изменить окружающий тебя кусочек этого мира – вполне реально. И будет ли это сделано, зависит лишь от нас. Рецепт борьбы с разрухой прекрасно представлен профессором Преображенским в «Собачьем сердце» М.Булгакова. Начинать улучшать мир нужно с самого себя и с того, что непосредственно вокруг тебя. И если таких "улучшателей" будет много, то рано или поздно и весь мир преобразится.

- Верите ли вы в чудеса?

- Да. В хорошо организованные! Чудеса происходят только там и тогда, где для этого чуда подготовлена почва. В нашей работе все должно быть организовано, отлажено, отработано. Тогда и чудес не понадобится… ну или понадобится, но совсем чуть-чуть. Если врачу необходимо божественное чудо, значит, врач из него неважный.

- В чем для вас смысл жизни?

- Не задумывался… Наверное просто жить… жить самому и не мешать жить другим. А еще лучше – помогать другим жить.

Я говорила с Андреем Александровичем и вспоминала, как увидела его впервые почти 13 лет назад. На его дежурстве быть обитателем отделения детской реанимации было не так скучно, как в другие дни. Вспоминала, как он принес мне, пациентке, каталог косметики со словами "Ирка, чего тебе тут лежать без дела и скучать?! Помоги мне, что ли, жене помаду в подарок выбрать!". Я почему-то не уверена, что его жене понравилось то, что я выбрала ))))… Но я очень хорошо помню, как тогда подумала, что реаниматологи – они оказываются тоже люди :) И сейчас, 13 лет спустя, прощаясь с Андреем Александровичем, я подумала, что реаниматологи – они не просто люди… они интересные, глубокие люди… А еще – немножечко волшебники!