Я не буду сейчас подробно разбирать ответ Петра Ищенко (президента Союза благотворительных организаций России, или СБОР. — Ред.), хотя там есть и умолчания, и материал для критики. Я сразу перейду к единственно важной его части — а именно к вопросу о смысле прозрачности в работе НКО.
С точки зрения Петра Ищенко, у прозрачности ровно два назначения, причём оба — чисто утилитарны. Первое — это защищать третий сектор от мошенников, второе — служить «маркетинговым средством» для привлечения дополнительных пожертвований. При этом должен соблюдаться принцип «разумного минимума», ибо излишняя «распахнутость» вредна.
Мне подобные построения представляются ошибочными, и я постараюсь объяснить почему.
Прозрачность как средство от мошенников
Из текста трудно понять, в чём состоит тот уровень прозрачности, который теоретически осложняет жизнь мошенникам. К примеру, президент СБОР пишет, что раз практика (отправка отчётов в МинЮст по почте, а не публикация их на сайте) соответствует закону, то «и комментировать тут нечего». Из этого можно сделать вывод, что законные требования представляются ему требованиями достаточными. Что, разумеется, совершенно не так. Ведь и у героя вот этой публикации тоже всё было «в рамках закона», во всяком случае, служители закона не нашли в его действиях состава преступления. Все уверены, что его случай в обсуждении не нуждается, ибо он всё сделал правильно?
Я отнюдь не намекаю – вот специально говорю, люди нынче нервные – что подозреваю в чём-то СБОР или пытаюсь поставить его в один ряд с героем истории по ссылке. Просто показываю на имеющемся примере: соблюдение закона никак не гарантирует, что собранные средства пойдут именно на то, на что были даны, а не куда-то еще. Закон ли несовершенен, исполнители ли неусердны – но данность именно такова.
Защита от мошенников — цель благородная, но для этого нужна самоорганизация некоммерческого сектора, а не лишенный реального содержания «разумный минимум прозрачности». На нынешнем уровне самоорганизации я не знаю ни одного случая, чтобы сектор каким-то образом «вычистил» недобросовестных коллег, заставив их изменить порочную практику. Для этого нужны стандарты работы и институт репутации, саморегулирующиеся организации и этические кодексы, отсутствующие в России.
И пока что на попытки об этом говорить предметно, а не в виде благих пожеланий, ставится блокировка праведным пафосом. На все вопросы даются (в том числе и Петром Ищенко) стандартные ответы — «всё в рамках закона, нечего тут комментировать» и «своей критикой вы препятствуете помогать людям».
Казалось бы, руководителю объединения трёхсот организаций тут самое время и место высказаться, опыт членов союза в этой области обобщить, обязательный минимум прозрачности конкретно описать и развитию сектора в сторону большей организованности поспособствовать. И мошенников тем самым прищучить. Но на деле, как он сам признаётся, руководство союза не в курсе даже того, все ли его члены до сих пор работают или частично уже позакрывались.
Прозрачность без стандартов, прозрачность как отвлечённая идея — ни от каких мошенников не помогает. Ибо она остаётся частным порывом энтузиастов. И никто за ними не собирается следовать, ибо дело это трудоёмкое, и с точки зрения прихода денег — зачастую бесполезное.
Прозрачность как маркетинговый ход
Не особо помогает прозрачность и с точки зрения маркетинга. Во всяком случае, в области сбора массовых пожертвований.
Опыт показывает, что подавляющее большинство российских жертвователей подробностями работы не интересуется, в лучшем случае, довольствуясь фактом существования хотя бы каких-то отчётов. Людям в России гораздо важнее эмоциональный всплеск, ощущение причастности к хорошему делу, доверие к каналу получения информации, а не обоснованность и прозрачность работы. Миллионы людей, отправляющих СМС в пользу Российского фонда помощи после просмотра сюжетов на Первом Канале, никогда не зайдут на сайт rusfond.ru и не откроют газету «КоммерсантЪ».
Если бы в России прозрачность была существенным фактором массового фандрайзинга, то не случился бы бум «волонтёров» на улицах и в электричках. Не было бы вот таких историй, когда ящик для пожертвований продолжает исправно приносить деньги, даже если на нём указан несуществующий телефон и адрес абсолютно пустого сайта. Маркетинговый эффект от прозрачности весьма низок. Да, хорошие подробные отчёты до некоторой степени предохраняют от скандалов (хотя и не полностью), но рост пожертвований обеспечивают не они, а совсем другое.
Кроме того, если считать прозрачность просто маркетинговой «фишечкой», то она превращается в инструмент для манипуляции. Критерием её «правильности» становится не полнота и истинность свидетельства о происходящих в фонде процессах, а «прибыльность», количество привлечённых денег. Что означает неизбежное создание не реальной прозрачности, а её более или менее достоверной имитации, того варианта, который «лучше работает» и «дешевле обходится».
Зачем нужна прозрачность на самом деле
Фото с сайта home-designing.com
Мудрец Гилберт Кит Честертон когда-то сказал, что мать повязывает ребёнку бант не потому, что ребёнок без банта кажется ей некрасивым, а потому что любит ребёнка. Прозрачность — не утилитарное приспособление для достижения тех или иных, пусть даже полезных, целей, а ценность, которая нужна, даже если от неё сборы падают.
Как быть честным человеком среди людей необходимо, даже если это трудно и неудобно.
По идее, благотворительный фонд делает с жертвователями одно дело, и в таком общем деле не должно быть тайн или принципиальных умолчаний. Петр Ищенко сам же пишет, что «финансовым донорам» предоставляются отчёты с документами. Но разве жертвователи на сайте — это не финансовые доноры, а посетители сайта – не потенциальные жертвователи?
Я кстати тоже немного денег переводил в качестве эксперимента через Яндекс.Деньги — но почему-то никакого отчёта так и не получил, и на сайте они не отображены.
Петр Ищенко, кстати, довольно характерно проговаривается, называя жертвователей «потребителями» и утверждая, что прозрачность «потребителю не нужна». То есть финансовый донор — это не равноправный партнёр НКО, а некая лишенная самостоятельности единица, за которую директор организации решает, что ей нужно, а что нет. Помнится, в полемическом запале, и Митя Алешковский также выступал за то, чтобы лишить жертвователя свободы выбора, а то он неправильно деньги тратит.
При всём удобстве, уважительным такое отношение назвать трудно.
В то время как прозрачность, реальная, а не «в рамках закона» — знак именно уважения к обществу. Отказ от прозрачности в работе НКО выдаёт отношение к жертвователям, да и к окружающим в целом, как к «ресурсу», который можно стричь, отделываясь красочными презентациями. Это почерк финансовых пирамид и предвыборных обещаний, а не того, кто поставил своей целью общественное благо.
Опять же – я не пытаюсь кого-то в чём-то упрекать. Я знаю, как велика инерционность привычных методов работы. И я искренне рад, что СБОР начал в свою работу вносить коррективы. Это как минимум говорит о небесполезности разговора.
Да, никто не обязан рассказывать подробно о своей деятельности, за непрозрачность не наказывает государство. Даже сам факт наличия сайта у НКО — не реальное требование закона, а добрая воля сотрудников НКО, что показывает хотя бы история выделения президентских грантов, раздаваемых организациям без сайтов и с нулевой публичной историей. Прозрачность, фактически, есть подтверждение высоких требований организации к самой себе, а не вынужденное выполнение запросов органов. Это показатель уровня культуры, который требует аккуратности и серьёзности. И трижды подумаешь перед всяким фокусом, зная наперед, что все его увидят.
Сейчас сложилась ситуация, что из-за отсутствия требований закона, слабой самоорганизации сектора и низкого уровня журналистики в стране, нас, НКО, никто толком не контролирует. В такой ситуации нет иного выбора, кроме как «держать планку» самим.
Прозрачность нужна не для рекламы, а ради ответственности. Это, если хотите, требование чести, за неисполнение которого никто не накажет, но которое невозможно не соблюдать, если ты хочешь быть именно работником некоммерческой сферы, а не его имитацией. Непрозрачный фонд — это нездоровое явление, как трусливый солдат или неверующий священник. Да, трусость одного солдата не обязательно приведёт к поражению в войне. Но и считать её нормой — значит отрицать сам смысл существования армии.
Идея, что НКО существует в интересах подопечных и этими интересами оправдываются методы её работы, есть не более чем лукавство. Потому что содержание этих интересов и, соответственно, направление работы, сама же НКО и определяет. Грубо говоря, можно заниматься чем угодно, считать это крайне важным и тем самым освободить самих себя от любых обязательств, кроме хорошего выполнения самим себе придуманной работы.
Судьбу одного волонтёрского движения, которое именно так и рассуждало, можно изучить в художественном фильме «Бакенбарды».
Есть сейчас такой популярный жанр – постапокалипсис. В книгах и фильмах этого направления описывается мир после глобальной катастрофы, в котором нет государства, а есть лишь люди, которые пытаются выживать с минимальными средствами. И этим людям неизбежно приходится вырабатывать общие правила, основанные не только на голой целесообразности, но и на более сложных соображениях. Довольно быстро оказывается, что чистая утилитарность ведёт в тупик – все воюют со всеми за ближайшие доступные ресурсы, и в итоге не побеждает никто.
Оказывается, что для того, чтобы жить, надо быть самим собой, потому что, как говорил Бернар, «постоянство внутренней среды есть условие свободной жизни». А чтобы быть самим собой надо иметь ценности. Мошенников может прижать государство. Маркетинговые стратегии меняются по три раза на дню следом за модой. А прозрачность – это ценность, она не зависит от ситуации.