Ребята из запорожского интерната отправились в турпоход по Крыму под руководством инструкторов фонда «Счастливый ребенок»
Благотворительность нынче в моде: привычными стали пышные показательные акции, особенно накануне выборов, да и прозрачными ящичками для сбора денег в общественных местах никого не удивишь. В то же время украинцы, за 20 лет пережившие немало обманных публичных мероприятий, шарахаются от самого словосочетания «благотворительный фонд». Трудно представить, что кто-то занимается филантропией бескорыстно, более того, превращает ее в свое основное занятие. Но именно такие люди есть в Запорожье.
В этом году исполнилось 5 лет местному благотворительному фонду «Счастливый ребенок», который создала группа энтузиастов для оказания помощи детям с тяжелыми заболеваниями, детям-сиротам, воспитанникам интернатов и ребятам из неблагополучных семей Запорожской области. Опыт, показательный не только для региона, но для всей страны. Один из основателей и нынешний директор фонда 32-летний Альберт Павлов оставил должность программиста на заводе и полностью посвятил себя сбору средств на нужды детей таких же обычных граждан, как и сам.
Казалось бы, кому интересны в нашем не обремененном гуманизмом обществе чужие дети? Тем не менее сейчас официальный сайт фонда deti.zp.ua, где регулярно публикуют просьбы о помощи, — один из самых раскрученных в Запорожье, а некоммерческая организация под началом Павлова — на слуху у всего города.
О проблемах социально уязвимых детей Альберт и его жена Людмила знают не понаслышке: в семье Павловых — четверо детей, двое из которых — приемные. И на лечение приемного сына еще до основания «Счастливого ребенка» приходилось точно так же собирать деньги.
Корреспондент «2000» поговорила с Альбертом как с экспертом сразу в нескольких направлениях. Павлов — пионер «профессиональной» благотворительности в Украине, горячий сторонник воспитания детей в семьях, а не в интернатах и приверженец идеи, что даже самый «ненужный» инвалид имеет право на сострадание окружающих и нормальные условия жизни.
«Мы боялись самого слова «фонд»
— Альберт, почему вы решили сделать благотворительность своей профессией? Вот читатели пробегут глазами вступление к интервью и не поверят: неужели этот человек из Запорожья настолько хорош, что заботится не о себе, а о других?
Альберт Павлов, директор благотворительного фонда «Счастливый ребенок»
— Это был долгий путь. Имею в виду прежде всего не оргвопросы, связанные с фондом, а формирование личного мировоззрения. Повлиял собственный жизненный опыт, чтение книг, знакомство с правильными людьми. А наяву о проблемах детей-сирот мы с будущей супругой узнали от наших друзей — семьи, которая помогала воспитанникам запорожского интерната № 3. Служба в армии — закрытом коллективе, где ты сам себе не принадлежишь, впоследствии заставила задуматься о целесообразности существования интернатской системы... Постепенно я понял, что организация помощи другим людям — то, чем на самом деле хочу заниматься.
Что касается скептицизма общества относительно тех, кто собирает деньги, объявляя о благих намерениях, — здесь вы правы. Во-первых, люди, будучи уверенными, что в их семье ничего подобного не случится, абстрагируются от проблем детей-сирот, тяжелобольных, инвалидов. Во-вторых, донести до посторонних просьбу о помощи так, чтобы эта просьба не выглядела фальшивкой, нелегко даже наглядными способами. Мы постоянно работаем над этим — выбираем яркие, цепляющие материалы для сайта, используем наружную рекламу, устраиваем в городе заметные акции. Но как бы то ни было, в Украине большинство людей — добрые (улыбается). Они не отказывают в помощи, но при одном обязательном условии — если доверяют просителю.
— Например?
— У меня был интересный опыт, если назвать это экономическим термином, локального франдрайзинга, а по-простому — привлечения пожертвований в своем районе города. Район отдаленный, «убитый», люди здесь живут небогатые. Мы с сыном задумали собрать средства на оборудование детской площадки. Ходили по квартирам, встречались с жильцами на улице. Деньги сдали около 80% тех, к кому мы обращались. Пусть и небольшие суммы — от 5 до 50 грн. Потому что люди знали меня лично и были уверены, что собранные средства будут израсходованы по назначению (незадолго перед тем мы уже поставили один турник за свой счет). Принцип прозрачности работает независимо от суммы, будь то 1 тыс. грн. или 100 тыс. долл.
— Вы с товарищами начинали свою деятельность как группа волонтеров. Почему вас это перестало устраивать?
— Изначально мы не хотели создавать никакого фонда, поскольку доверие ко всяческим фондам у самих было нулевое. Мы боялись самого слова «фонд». Если бы я в нем не работал, думал бы, как и многие украинцы, что любой фонд — не что иное, как паразитирующая структура, посредник, получающий деньги, что называется, из воздуха. Но без создания юридического лица оказалось невозможным привлекать пожертвования предприятий.
Кроме того, мы решили заниматься благотворительностью профессионально, чтобы тратить на поиск спонсоров и установление связей с общественностью львиную долю своего времени. Волонтер — это замечательно, но находясь в его статусе, много не успеешь. Для дела гораздо лучше, если человек ходит в фонд на работу и получает зарплату.
В Украине это довольно сложная моральная дилемма. Почему-то сложилось мнение, что благотворительными акциями должны заниматься бабушки-пенсионерки и другие добровольцы от случая к случаю. Работать за зарплату в благотворительном фонде даже зазорно, в то время как зарабатывать в фирме, где выпускают, допустим, алкоголь, считается абсолютно нормальным.
Сейчас у нас в штате 5 человек плюс сотрудники, которых привлекаем в рамках программ фонда, например организаторы турпоходов для интернатских детей. Зарплата и содержание небольшого офиса — за счет спонсорских средств.
— На сайте deti.zp.ua висит лозунг «Поддержите умную благотворительность!» Что это значит?
— У многих слово «благотворительность» ассоциируется с иррациональной щедростью вплоть до расточительства. Но благотворительный фонд может нормально функционировать, иметь запас прочности, постоянных спонсоров и друзей только при условии, что жертвователи четко видят, какая конкретно сумма требуется для поддержки того или иного ребенка, на что была потрачена, каковы результаты лечения; понимают, что деньги расходуются эффективно, а не вылетают в трубу.
Первые 100 долларов
У меня много идей по развитию сайта. К сожалению, не хватает времени и средств, чтобы сделать его высокотехнологичным, чтобы посетителям было удобнее смотреть наши отчеты, отслеживать расход денег. Когда-то давно, еще до запуска своего сайта, я поместил просьбу о помощи на малоизвестном дружественном ресурсе. В ответ незнакомые люди прислали, кажется, 100 долл. Я прямо глазам своим не поверил! Социальные объявления в интернете, оказывается, работают!
— Какую рекордную сумму вам удалось собрать за время существования фонда на лечение отдельно взятого ребенка?
— 130 тыс. долл. на операцию в израильской клинике для мальчика, которому требовалась пересадка костного мозга. Ребенок успешно прошел курс лечения, недавно мы были у него в гостях. Вообще суммы нужны очень разные, в зависимости от патологии, объема лечения и обследования. Если это компьютерная томография, достаточно и 1 тыс. грн., но не у всякой семьи она есть. На лечение ребенка с тяжелой сердечно-сосудистой патологией уходит около 10 тыс. грн. (таких детей у нас в прошлом году было пятеро), на лечение онкобольных — еще больше, и они, как правило, требуют регулярной помощи.
А какой-нибудь сугубо социальный проект требует не столько денежных затрат, сколько много хлопот по организации. Например, чтобы вывезти большую группу детей в Крым, наши инструкторы готовятся не меньше месяца. Еще одно направление — закупка нового оборудования в детские больницы. На эти цели благотворители жертвуют деньги менее охотно, чем персонально на детей. Тут чисто психологический момент: люди не видят перед собой того, кому хотят помочь. Хотя современная аппаратура спасает не одну детскую жизнь. В прошлом году на эти цели удалось собрать около 200тыс. грн., в этом — около 50 тыс.
— В целом деньги немаленькие. И наверняка они просто так не приходят.
— Чтобы собрать сумму на лечение ребенка, объявления на сайте недостаточно. Нужно задействовать СМИ, провести уличные акции, установить в общественных местах (супермаркетах, например) ящики для пожертвований — через них поступает 15 — 20% средств. Потом все это посчитать, отчитаться перед жертвователями. Часто сотрудники фонда выполняют и функции помощника родителям в организации медицинской помощи. Многие родители, особенно из районов, из сельской местности, не в состоянии сделать все сами. Ну представьте ситуацию: малышу поставили страшный диагноз, в Украине данную болезнь не лечат, зарубежная больница, где могут помочь, не имеет сайта на русском языке. Мы сами ищем специализированную клинику, звоним, договариваемся. С некоторыми учреждениями уже наработаны контакты.
— Эта услуга бесплатна?
— Абсолютно бесплатна! Иногда узнаю от родителей, какие суммы берут за свои услуги посредники, занимающиеся медицинским туризмом: 20 — 30% стоимости лечения! И непонятно за что — клиники ведь напрямую открыты пациентам из-за границы, проблема только в языковом барьере и в неведении наших сограждан.
Вообще на крупную пожертвованную сумму появляется немало охотников. Часто нам в офис звонят разные целители, обещают вылечить всех детей... Но мы эти намерения пресекаем.
Кстати, родители, получая деньги от фонда, обязуются расходовать их исключительно на лечение детей и только методами традиционной медицины. А если собранная сумма в итоге понадобится не полностью — лечение ребенка обошлось дешевле, чем предполагалось, или же, к сожалению, спасти его не удалось, по условиям сотрудничества с фондом родители должны передать остаток денег другим нуждающимся детям. Увы, волонтеры в Украине не раз сталкивались со случаями, когда родители получали деньги на лечение детей и исчезали из поля зрения. Потом оказывалось, что они расходовали их то на ремонт квартиры, то еще на что-то.
Волонтеры обустраивают территорию возле дома семейного типа для детей-инвалидов в селе Калиновка Запорожской области
В интернате — как в казарме
— Давайте поговорим о втором направлении работы фонда — поддержке воспитанников интернатов. Пожалуй, самая гуманная ваша акция — содействие в открытии дома семейного типа на 9 человек для детей-инвалидов с задержкой умственного развития, которые не могут даже обслужить себя сами.
— Да, это важный проект: речь идет о детях, практически забытых всеми. Раньше они находились в специализированном интернате в селе Калиновка Черниговского района (дом семейного типа открыли полгода назад рядом с интернатом. — Ред.). Некоторые из них сироты, остальных родители проведывают очень редко.
Почти все здоровые люди думают, что такие дети — обуза для общества, что улучшать их жизнь не имеет смысла. Но если у нас создают даже приюты для животных, то почему люди, пусть инвалиды, не заслуживают нормального обращения?..
Эти девять детей сейчас имеют гораздо больше заботы и внимания, чем в интернате. В доме семейного типа дополнительно работает воспитатель, получающий зарплату из нашего фонда. И впервые за 30 лет из этого интерната усыновили ребенка! Мальчика забрала к себе верующая семья из США.Сейчас в Калиновке мы оборудуем еще один аналогичный домик.
— Но в идеале, по-вашему, дети вообще не должны воспитываться в круглосуточных казенных учреждениях?
— Да, как человек, постоянно сотрудничающий с детскими интернатами, считаю их систему в принципе устаревшей. Вероятно, она эффективно работала после войны, других потрясений, когда в стране оставались десятки тысяч сирот, беспризорников. Ныне их не так много, и я уверен, что нашлись бы желающие усыновить тех, у кого нет родителей. А со сложными семьями, где мать и отец живы-здоровы, но ведут себя асоциально либо просто бедствуют, должны тесно взаимодействовать социальные работники: заниматься профилактикой правонарушений, содействовать в трудоустройстве. Если в городах ведут хоть какую-то работу с такими семьями, то в сельской местности им практически не уделяют внимания.
— Вы в своих суждениях не одиноки. Уполномоченный по правам ребенка Российской Федерации Павел Астахов на недавнем съезде детских омбудсменов заявил, что вскоре власти примут на федеральном уровне программу «Россия без сирот», пользуясь опытом западных стран. Причем российские эксперты приводят в пример Украину как государство, где прогресс в этом направлении есть.
— Наверное, такая похвала должна нас радовать, однако, если судить по Запорожской области, мы топчемся на месте. Сейчас в интернаты поступает в несколько раз меньше детей, чем 5 — 6 лет назад. Как при этом может сохраняться прежнее количество учреждений? Даже чиновники признают, что минимум 4 интерната в области должны быть закрыты. Тем не менее не закрыт ни один — интернатская система сопротивляется реорганизации и даже — явно или подспудно — отвергает потенциальных усыновителей.
Администрация, сотрудники не хотят терять работу, особенно если учреждение находится в селе, где туго с трудоустройством. Поэтому педагоги стремятся всеми силами выполнить план по наполняемости. Интернаты со статусом реабилитационных центров имеют право принимать не только сирот.
И вот приезжает представитель интерната в многодетную небогатую семью и начинает убеждать родителей, что в интернате детям будет лучше: там пятиразовое питание, итальянская сантехника, пластиковые окна, словом, все преимущества гособеспечения. В месяц на одного ребенка тратится 6 — 7 тыс. грн. В то же время на содержание приемного ребенка государство выделяет около 3 тыс. грн. А в социальных службах, которые при грамотно поставленной работе могли бы предотвратить и рискованное поведение родителей, и лишение их родительских прав, специалистов немного, и те на нищенской зарплате. То есть денег в бюджете достаточно, но налицо огромный перекос в их распределении.
— Дело ведь не столько в деньгах, сколько в самих подростках, которые, постоянно будучи под опекой, выходят из интерната в большой мир. И если до момента выпуска они жили по принципу «100 процентов гарантии, ноль свободы», в одночасье им приходится жить совершенно по-другому — «100 процентов свободы, ноль гарантии». Те, кому приходилось иметь дело с такими выпускниками, отмечают их инфантилизм, неспособность управлять собственной судьбой.
— Согласен. Психологически интернат воздействует на ребенка не лучшим образом. Там у детей нет личного пространства, их жизнь состоит из регламентов и запретов. В младшем детском возрасте, когда формируются личные привязанности, в жизни малыша необходимы родители. Иначе происходит деградация, задержка психического развития, возникает страх перед миром. Никаким улучшенным бытом это не компенсировать. Один воспитатель на 12 детей не заменит папу с мамой, к тому же воспитатели иногда меняются. Никто же из взрослых почему-то не хочет жить в коммуналке!
Я не сторонник революционных мер — взять и все закрыть. Можно обустраивать компактные, до 30 человек, дома семейного типа, социальные общежития для выпускников интернатов, развивать институт приемных семей и семей временного содержания.
Исходя из собственного опыта, могу сказать, что отношения с приемными детьми не всегда складываются идеально, но о том, что они появились в нашей семье, не пожалел ни разу.